Снизу послышался грохот, но ломились явно не в дом.
Поскольку я полночи не мог заснуть, думая то о Маше, то о Жанне, утро у меня началось в полдень. Завтрак остыл, родители вяло переругивались у себя в комнате. Когда я дожевывал яичницу, напоминавшую по консистенции стирательную резинку, раздался телефонный звонок.
— Да ладно тебе. — Жанна внезапно стала грустной. — Наверное, я не так начала разговор. Может, и не стоило его начинать.
И вот мы с Жанной снова стоим посреди зала. Снова заиграла привычная музыка, и зал исчез в звездном мельтешении. Снова хотелось умереть и жить одновременно. Снова был величественный триумф.
Я смотрел на этого внезапно появившегося в моей жизни человека и спрашивал себя: можно ли ему довериться? Здравый смысл советовал извиниться и убежать домой, но какая-то иррациональная часть меня тянулась к дяде Мише. Он не выглядел героем-одиночкой из американских фильмов, но зато хотел помочь.
— Мы начнем с танцевального конкурса, — объявила ведущая. — Выпускные классы подготовили программы, которые им не терпится продемонстрировать.