Он был прекрасен. Тельма помнила свой прежний сон, но наяву… наяву Зверь превосходил сам себя. Тяжелая голова. Морда — или все-таки лицо, если он разумен? — с крупными чертами, в которых больше львиного, нежели человеческого. Пасть приоткрыта. Видны клыки.
Чересчур тонкая. Ломкая. Будто составленная наспех из трубочек для коктейля. И уродливая. И притягательная.
— Ты нестабилен. Он нестабилен! — теперь женщина смотрела на Тельму. В упор. И взгляд этот не обещал ничего хорошего. — И социально опасен. И должен быть изолирован…
И когда на голову легла когтистая лапа очередного существа, зажмурилась.
А та, которая прямо над Мэйнфордом, выбивается из ритма. Она гаснет надолго — на секунду или полторы, потом вспыхивает очень ярко, и стекло дребезжит.
— Ванная там, — Мэйнфорд и сам с удовольствием забрался бы под душ. — Найди себе что-нибудь…