Сердце обмерло. И Тельма, вцепившаяся в чужую память — о, как не хотелось отпускать ее, — вынуждена была отступить.
У Мэйнфорда начались галлюцинации. И долго скрывать этот факт не получится. Уже сейчас стоит подыскать хорошую клинику, где о нем позаботятся. А это снова деньги…
Пожалуй, вечером милую даму ждет острый приступ мигрени.
Не ради себя, но ради женщины, у которой хватило ума не вмешиваться.
— …однажды я вернусь в дом из тростника. И принесу драгоценный дар к стопам твоим, о дева, матерью мира названная…
Теперь Мэйнфорд точно знает это. Ему хочется потрогать грудь, убедиться, что сердце в ней еще живо, а руны остались в прошлом. Но сил не хватает и на то, чтобы руку поднять. Он бы лежал вечность, разглядывая собственное искореженное отражение в глазах женщины, которой было за что его ненавидеть.