— Уборная там, — он привел Тельму к махонькому сарайчику, из которого доносились характерные ароматы. — А вам…
Английская булавка, которую Тельма вытащила зубами из воротничка, возблагодарив еще и эту дурную привычку — таскать в одежде кучу бесполезных мелочей, вроде оторванных пуговиц или таких вот булавок.
— Потерпи, — попросил незнакомец, вновь примеривший образ Тельмы. — Скоро все закончится.
Кохэн с удивлением извлекал из памяти своей имена. Одно за другим. И каждое было преисполнено высшего смысла.
— Я не люблю, когда в меня тычут… всяким, — она шлепнула по хоботку.
Роскошь обстановки и зависть, острая, как скальпель. Эта зависть убивает остатки сочувствия, что правильно. Сочувствие способно пробудить совесть, а она как раз лишняя. Нет, эта женщина сама во всем виновата.