— Потерпи, — попросил незнакомец, вновь примеривший образ Тельмы. — Скоро все закончится.
Кохэн с удивлением извлекал из памяти своей имена. Одно за другим. И каждое было преисполнено высшего смысла.
— Я не люблю, когда в меня тычут… всяким, — она шлепнула по хоботку.
Роскошь обстановки и зависть, острая, как скальпель. Эта зависть убивает остатки сочувствия, что правильно. Сочувствие способно пробудить совесть, а она как раз лишняя. Нет, эта женщина сама во всем виновата.
Надо идти, пока тот, который удерживает жуков силой своей воли, сам еще жив. Ему немного осталось. И подумалось, что в этой истории слишком много мертвецов.
Молнии, перекрестившиеся на теле Мэйнфорда, принесли боль, а еще хмельную радость: он способен поглотить их силу, выпить до дна. И перенаправить.