Я недоверчиво воззрилась на отмахнувшегося оракула. А он продолжал, словно не заметив, как вытянулось мое лицо.
В такие дни я ни о чем не спрашивала и не навязывалась, стараясь просто быть рядом. И могла часами перебирать его мягкие волосы, ненавязчиво гладить чешую на груди, тихонько ласкать пальцами чувствительную ямку над перепонками. Или просто крепко обнимала и безмолвно повторяла: «Я здесь, я с тобой» — до тех пор, пока он не успокаивался и не засыпал.
Нередко попадались копошащиеся в щелях между полом и стеной толстые черви, поедающие белесоватую плесень. Однажды Улька выкопала из едва заметной ямки чахлый гриб, который отправился в сумку следом за плесенью и червями. Еще через какое-то время на стенах снова появился светящийся мох, отчего вокруг заметно посветлело. Запах серы усилился. А затем к нам впервые прилетело что-то со стороны. Нечто совсем легкое, с едва уловимым мускусным запахом, попавшее Ульке точнехонько в лоб.
— Я проверил ледник… и там нет еды, господин преподаватель.
— Собираемся и идем на поиски, — скомандовала я, оттесняя Ульку и возвращаясь в коридор, куда уже подтягивалась поднятая по тревоге группа. — Раз Мессир изволит отсутствовать, действуем по своему усмотрению.
— А ты поменьше раскрывай свои облезлые крылья. Не то я их когда-нибудь обломаю.