У меня потеют ладони, но я сдерживаюсь и не вытираю их о легинсы, потому что не хочу, чтобы Гаррет догадался, как сильно я нервничаю. Через джинсы я ощущаю жар его тела, чувствую слабый древесный запах его лосьона, четко вижу очертания его рта. Он ждет моего следующего шага…
Еще не договорив, я понимаю, что Мэри-Джейн Харпер не из таких. Она робкая и стеснительна и почти всегда прячется за пианино или сидит, скукожившись, в своей комнате в общаге и пишет песни о юношах, которые не отвечают взаимностью.
Что-то в его тоне, – нет, не что-то, а вполне отчетливая тоска – мгновенно настораживает меня. Черт. Неужели он в нее втюрился? Не может быть. Я считал, что приятель просто хочет переспать с ней, но судя по тому, как он сейчас на нее смотрит…
– Я не говорю, что я согласен с этой линией мышления, но мне нужно как-то возразить этому типу. – Я раздраженно запускаю пальцы в волосы. – Ох, как люто я ненавижу этот предмет, если бы знал.
Ханна уже заняла мое место, ее темные волосы веером разметались по моей стопке подушек, ноги вытянуты. При виде носков в красно-черный горошек я невольно улыбаюсь. Я уже обращал внимание на то, что она, в отличие от большинства девчонок колледжа, не носит дизайнерскую одежду или дорогие тряпки и не рядится в дрянные вечерние платья вроде тех, что можно увидеть по выходным в «Греческом ряду» или в барах кампуса. Ханна всегда одета в обтягивающие джинсы или лосины и в обтягивающие пуловеры и свитера, что выглядело бы элегантно, если бы она не портила все яркими деталями. Вроде носков, или перчаток, или причудливых заколок для волос.
Она раздраженно фыркает. Из ее хвоста выбивается прядь темных волос и падает ей на лоб. Не задумываясь, я заправляю заблудшую прядь за ухо.