Он замолчал, и я понял — пришло время для ответного слова. Мол — я был откровенен, теперь — твоя очередь.
— Они потому и зашебуршились, — предположил Голд. — Светать начало. Молодец, Павлик, считай, что ты сегодня уже не зря день прожил.
В отличие от нашей семьи, в которой как-то сразу не произошло деления по национальному признаку (если не считать амурной страсти Владека к Эльжбете, тут все-таки что-то такое было), в Новом Вавилоне размежевание произошло практически незамедлительно, к концу второй недели проживания людей в его стенах.
Всего выделилось восемь дистриктов, практически по количеству кварталов в городе. Чтобы было понятней — город был круглым, как торт, и неведомые строители нарезали его на десять частей. Восемь были жилыми кварталами, девятая и десятая части были по сути одним и тем же — большим проспектом, рассекающим город ровно посередине и ведущим от рынка к главным воротам с внешним портом в одну сторону и к внутренней пристани в другую, правда, близ нее он сужался, становясь, по сути, улочкой. Видимо так было задумано. Сердцем же Вавилона был огромный центр города, он, как и вышеупомянутый проспект, был объявлен зоной взаимного контроля. Там находилась ратуша — самое высокое здание города, на верхних этажах которого был зал заседания Совета Восьми, а в подвалах размещалась тюрьма, там же был рынок и еще несколько зданий административного характера, в которых при необходимости можно было решить какие-то внутренние вопросы.
Я не видел лиц тех, кто стоял и сидел позади, но у людей в первых рядах лица ощутимо вытянулись. Не ожидали они такого.
В результате остатки гордого народа с радостью примут хоть какого-то человека, который закончит эту резню.