– А как они вас обучают, – спросил я, – если бородачей нет в настоящем времени?
Голгофский утверждает, что эти строки восходят к масонскому шифру – «идет снег» – то есть «среди нас профан». Евтушенко, всегда находившийся под сильным влиянием масонского дискурса, хочет, по мнению Голгофского, сказать своим друзьям-масонам примерно следующее – «вокруг ну такие придурки, такие нереальные дебилы… Типа вообще не понимают, что происходит на самом деле…» Если это действительно так, становится понятнее та преувеличенная экспрессия, с которой Евтушенко обычно исполнял это стихотворение на стадионах.
Закат доллара необратим. К нему ведет, как сказал бы Ленин, неустранимое противоречие между ролью мировых денег – и национально-эгоистическим характером монетарного регулирования, учитывающего только интересы США, а еще точнее – банкстеров Уолл-стрита…
Я хорошо понимал свою новую роль в мире и мог с убедительно-серьезным видом поговорить о движении российских индексов, или даже хмуро задуматься, куда дальше пойдет рубль. Мой галстук и костюм были безупречны, а чуть тронутые гелем волосы и тщательно оттриммированная небритость показывали городу и миру, что люди дела ценят не только деньги, но и стиль.
Он сделал что-то, ракурс моего восприятия изменился – и я вдруг понял, откуда и как возникаю.
Казалось, что это не кабинет, а временно превращенная в него часть коридора, куда специально не заносят хорошую мебель, потому что человеческая жизнь – это совсем ненадолго, и скоро все придется выносить опять. И еще чудилось, что сквозь пустоту дует неощутимый, но очень холодный сквозняк.