Норн промолчал, задумчиво глядя куда-то поверх моей головы, потом сухо велел отнести сына в детскую и идти ужинать. Я по-прежнему ела с господами, только прикасалась к пище позже них, предварительно убедившись, что они ни в чём не нуждаются. Тихо сидела за краешком стола, довольствуясь более скромными яствами, чем супруги Тиадей.
— Красиво лежишь! — с ехидцей прошипел над ухом мужской голос. — Наверное, уже успела меня забыть? А я помню. У меня хорошая память, а твою я сейчас освежу.
Разделили обязанности, чтобы быстрее закончить. Первым мне выпал зеленщик. По дороге к нему заметила за бочкой, в узком проходе между задворками лавок, краешек балахона. Хыр или хыра. У торх платье, а не мешковина. Правда, за пять лет я возненавидела серый цвет, но выбор его символичен — бесцветность, отсутствие имени, личности.
— Будьте прокляты до девятого колена! Чтоб вороны выклевали ваши глаза, а мародёры разграбили могилу! Чтобы вас изнутри съели черви! — гневные слова рвались из горла нескончаемым потоком.
— На что-то намекаешь? — нахмурился норн. — Смотри, доиграешься!
Когда пригласили впервые, вопросительно покосилась на норна. Тот ответил: «Решай сама». И он остался сидеть за столиком, а я танцевала, сначала стеснялась, а потом улыбалась, смеялась.