«Ясненько, – подумал Виктор, – а вот и посланец от любезнейшего Александра Христофоровича. Общение с самодержцем не проходит без последствий. Впрочем, как любит говорить Шурик – на то и щука в реке, чтоб карась не дремал. Скверно только будет, если эти ребята сядут нам завтра на хвост, когда мы всей компанией отправимся на Черную речку.
А у стенда, посвященного Блокаде Ленинграда, Одоевский не удержался и расплакался. Его потрясли фотографии заснеженных улиц города и мерзлые трупы, лежащие в сугробах. И листочки из блокнота девочки Тани Савичевой: «Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г.», «Дядя Вася умер в 13 апр. 2 ч. ночь 1942 г.», «Мама в 7:30 час. утра 1942 г.», «Умерли все», «Осталась одна Таня»…
Но этим восклицанием Николай не привлек к себе особого внимания, так как мнение прочих экскурсантов по поводу «шедевра» Шемякина вообще было нецензурным.
Он полез было в карман, но сидящий напротив него полицейский ловко перехватил его руку, а человек в сером цилиндре (правда, цилиндр, перед тем как сесть в карету, он снял и теперь держал на коленях) сунул руку в карман сюртука Соколова и вытащил оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. Он развернул его, прочитал, поморщился и небрежно сунул к себе в карман.
Через деревянный Никольский мост экипаж переехал Черную речку. Князь Одоевский печально вздохнул и указал рукой на место, где зимой 1837 года состоялась дуэль Пушкина с Дантесом.
– Боже праведный! – воскликнул он, не веря своим глазам. – Это как понимать прикажете, Александр Павлович!