Увы, но убежать Ренки мог только в госпиталь к Готору. И жаловаться там исхудавшему, бледному, страдающему от головокружений и головных болей приятелю на свою горькую судьбу. А тот лишь улыбался в ответ и вставлял язвительные комментарии и характеристики разных персонажей.
Незыблемость морских традиций могла соперничать только с жесточайшей корабельной дисциплиной. Во всех флотах мира, даже торговых, легче было найти матроса с мягкими, никогда не встречавшимися с канатами ладонями, чем обнаружить моряка со спиной, не расписанной плетью. Дисциплину и чинопочитание на флоте вбивали еще более суровыми методами, чем в армии.
Готор последним выбрался из пролома на показавшийся ему необычайно чистым после дымного подвала воздух, и все участники диверсии еще долго отсиживались за щитом, пытаясь прокашляться и стараясь не тереть слезящиеся и чешущиеся глаза грязными, пропитанными пороховой сажей руками.
Угу… А у окна на диване сидел Готор, весь из себя свеженький и чистенький, уставившийся в какую-то книженцию.
— И все равно дурак, — вопреки всякой логике, подытожил Готор. — Нашему Заршаа, зуб даю, тут ничего не светит. А вот тебе…
Услышав об этом, Ренки счел своим долгом немедленно навестить ставшую теперь уже полноправной владелицей Торгового дома Одивию Ваксай. Высказал ей слова соболезнования и предложил любую помощь и защиту, которую вся их банда только сможет оказать. Включая финансовую.