В словах брата гасиига было столько убежденности, что у Ренки даже холодок пробежал по спине, как бывало всякий раз, когда он встречался с чем-то мистическим. А вот Готор почему-то решил, что Рсчкаан что-то скрывает. Но сколько он ни пытал его, никаких подробностей о храме узнать не удалось.
Отплыли они на почтовом кораблике — быстроходном, но довольно тесном суденышке, где даже кают для пассажиров не было. И почетным гостям, всем троим, отвели каюту первого помощника и штурмана, которые, в свою очередь, потеснили капитана. Но даже там уединиться для серьезного разговора не было никакой возможности — тонкие переборки едва ли могли обеспечить конфиденциальность беседы. А на палубе всегда было множество ушей, так что для разговора о делах действительно тайных и секретных, наверное, пришлось бы лезть на марс, предварительно выгнав оттуда наблюдателя. Но это выглядело бы несколько странно.
Как тот, кто однажды голодал, набивает карманы хлебными корками, так и Ренки со времен каторги немного помешался на оружии и всегда стремился иметь под рукой какой-нибудь кусок острозаточенной стали. А лучше — в сочетании с пистолетом или мушкетом.
«Просто поработать» не удалось. И когда почтеннейший Микааш, профессор кафедры алхимических преобразований веществ, узнав, от кого пришло послание, весь буквально затрясся от нетерпения и, едва ли не истекая слюной, потребовал пояснить ряд непонятных ему моментов, Ренки вот уже второй раз за день почувствовал себя необразованным бездарем. И это было весьма обидное чувство.
Но на четвертый день столь интенсивного лечения больной все же почувствовал себя несколько лучше. И его тут же почтили визитом полковник оу Дезгоот и лейтенант Бид.
Как-то так получилось, что палатки Тайной службы хоть и находились внутри лагеря тооредаанской армии, но одним целым с ним не были. Какая-то невидимая граница явственно отделяла военных от тех, в чьи обязанности входило присматривать за ними.