– Да ну тебя, – отмахнулась моя благоверная. – Мне это просто неинтересно. Воды там чересчур много.
Эх, какой же я всё-таки идиот, что так до сих пор и не сподобился. Жанна ведь который год всё намекает и намекает, а я… Я как дурак всё откладываю да откладываю, объясняю, что, мол, не время еще, надо на ноги встать, карьеру сделать. Придурок, короче, эгоист конченый. Впрочем, думаю, она и сама бы могла провернуть всё, что надо, и меня просто перед фактом поставить. Легко могла бы, играючи. Но, видимо, и впрямь не хочет, чтобы так – хочет, чтобы вместе мы этого захотели. Чтобы радость наша на двоих делилась. И чтоб никаких сомнений больше не оставалось. Ни у нее, ни у меня… М-да, болван я всё-таки. Как есть болван инфантильный. Ну да ничего, потерянное мы наверстаем. Прямо здесь на Купоросе и наверстаем. Исправим, так сказать, досадное упущение. У нас нынче для этого целых десять дней имеется. И ночей.
Короче говоря, это была типичная православная часовенка, весьма характерная для этих мест. И хотя она отличалась от аналогичной, скажем, москонской (у нас и кресты все о восьми концах, и материал стен другой, и еще кое-что по мелочи), но, тем не менее, это была именно часовня. Однако сама по себе она меня не интересовала, да и внутрь заходить я не собирался. Мое внимание привлекло иное. То, что располагалось за невысокой оградкой, слева от культового сооружения.
Бар в этот час был практически пуст. Впрочем, оно и понятно, весь народ сейчас в ресторане, ужин небось поглощает, а сюда лишь через часик-другой подтянется, к ночи поближе. Вот тогда-то и закипит здесь жизнь. Настоящая. А пока… Пока я смог разглядеть только одного посетителя – того самого бритоголового Петруху с Уралии, который давеча сцепился с паном Костенко.
И, как вскорости выяснилось, не зря. Совсем не зря.