— В прямом, — хмыкнул он и принялся за экскурсию.
Тут оживился симбионт и продемонстрировал мне образ скрипки, фоня надеждой и любопытством. Откуда он о ней узнал (может, как‑то вычитал в моей голове?) и зачем она ему понадобилась, я так и не поняла, хотя мазур пытался объяснить. Но образы были слишком сложными и расплывчатыми, и я в конце концов махнула рукой, решив руководствоваться в этот раз логикой сожителя. То есть — наплевать на причинно — следственные связи и прихватить скрипку с собой.
— Давно, — после короткой паузы проговорил он. — Отвык. Плохо помню. Долго. Неудобно.
Я люблю вглядываться в пустоту за пределами тонкой корабельной скорлупки; ту самую, загадочную, в которой находятся путешественники, временно переставшие существовать в «реальном» мире. Говорят, это вредно и даже опасно. Правда, говорят с осторожностью — никто не может объяснить, чем именно. Наверное, источником этих предупреждений служит обычный страх перед неизвестным. А я… там красиво, но даже не в этом дело.
— Боренька, но это очень странно, — возразила тётя. — Для того, чтобы некая инопланетная гадость могла так плотно взаимодействовать с человеком, нужны по меньшей мере тысячи лет направленной эволюции! Ну, или несколько успешных генетических экспериментов, — добавила она и заметно помрачнела.
Когда мы приблизились настолько, что можно было различить отдельных обитателей этого города на облаке, снялось разом несколько вопросов. Во — первых, далеко не все аборигены представляли собой большие чёрные кляксы; некоторые, насколько я могла разглядеть, ничем не отличались от людей и были одеты в какие‑то цветные вещи. Во — вторых, среди них попадались личности разного пола и возраста. То есть, можно было почти уверенно утверждать, что мы имеем дело с потомками каких‑то древних колонистов, а, стало быть, людьми. Пусть несколько странными и изменившимися за годы обособленного развития, но — людьми. От этой мысли стало спокойней.