Цитата #346 из книги «Авиатор»

Встречаю ее случайно на углу Каменноостровского и Большого. Вы куда? Домой. И я домой. Идем с ней по Большому проспекту, солнце в глаза. Ее деревянные подошвы отдаются эхом. Она старается ступать осторожно – все равно грохот, такая это обувь. На углу Ординарной откуда ни возьмись – пролетка. Я в последний момент выставляю руку, удерживаю Анастасию. Она касается моей руки грудью. Что-то во мне обрывается – от прикосновения, но еще больше – от страха, что она могла под эту пролетку попасть. Солнечным днем. В теплом балтийском ветре. Она бы лежала на мостовой, а ветер бы шевелил ее платье. Неловко вывернутые ноги, стертое дерево подошв. Я всегда за нее боялся: вдруг что-то произойдет с ней, воздушной, непрочной? Она оказалась прочнее, чем я думал. Жизнь сделала ее такой.

Просмотров: 7

Ответ и здесь не был формальным. Гость рассказал губернатору об изменениях температуры и давления. Это было, конечно, неожиданно. Aber schön.

Просмотров: 5

Рука уже едва выводит буквы, они становятся всё меньше и кривее – нужно чуть передохнуть. Да, важно: я обещал описать убийство Зарецкого. До приземления, кажется, не так много времени.

Просмотров: 5

Да ни о чем. Мне просто не о чем думать – я ничего не помню. Вот и от Анастасии осталось только имя. Имя и запах ее пшеничных волос – его я тоже не забыл. А может, за впечатление, уцелевшее в памяти, я принимаю запах волос Валентины. Или так: запах волос Валентины (тоже – пшеничных) напоминает мне то, что когда-то делало меня счастливым.

Просмотров: 4

Никогда не испытывал такого бессилия, от этого тошно. Тошно, что Иннокентий угасает.

Просмотров: 6