— Может, — не стала я спорить. — А мы сейчас где?
«Делай то, что ты делаешь. Мне это угодно». Ох, как это похоже на какое‑нибудь торжественное благословление на царствование… Или приглашение в жертвенные овечки, что, в принципе, практически то же самое.
Он резко свернул и ломанулся в заросли высокой травы с фиолетовыми метёлками. Я ойкнула — закрывайся не закрывайся, а узкие жёсткие листья резали, как бритва. Руки быстро покрылись мелкими порезами. Позади что‑то взвыло и захлюпало, точь — в–точь как ночью. Трава резко закончилась — обрывом под ногами, слепящим солнцем в лицо. Мимо что‑то просвистело, шипя, как гаснущий фейерверк, и часть противоположного берега почернела, обваливаясь в ревущую реку внизу.
— Выберемся — искупаемся, — откликнулся он тихо. — Ты как?
— Проверяет окрестности, — ответила Лиора на невысказанный вопрос и зябко передернула плечами. Без шарфа, одетая вовсе темное, она казалась хрупкой и уязвимой. Темнота плескалась вокруг костра, то наступая, то отползая; она казалась живой и дышащей — этакий огромный айр, бездушное существо с агрессией, забитой в подкорку.
Эмпатический купол к тому времени сжался до неприлично маленького диаметра. Но большего нам, похоже, и не нужно было. Я бессильно обмякла — слишком много впечатлений и усилий. Лицо щипало, от волос несло палёным.