Не надо отговариваться своим неучастием в чём бы то ни было. «Не бойтесь врагов — в худшем случае они вас убьют. Не бойтесь друзей — в худшем случае, они вас предадут. Бойтесь равнодушных — именно с их попустительства происходят измены и убийства». Вы сознательно отказались от защиты Родины, от борьбы за будущее своего народа и своих детей. Даже для того чтобы просто жить, нужно ежеминутно дышать. Право на жизнь даётся с первым криком, иногда мучительным — и человек живёт, пока дышит. Для того, чтобы жила страна, тем более такая большая, находящаяся на стыке разных цивилизаций, неизменно привлекающая сонмища агрессоров — нужно непрестанно её защищать, укреплять, отстаивать. Даже если ты, читатель, лично что-то сделал для помощи героическому народу Донбасса (тогда честь тебе и хвала) — подавляющее большинство-то ничего не сделало! А принципа коллективной ответственности, в государственных делах, увы, никто не отменял. Когда приходят враги с намерением уничтожить всех — можно делать наивный вид и играть в непонимание, но увы! Пример миллионов убитых гражданских в Отечественную — яркий пример того, как «цивилизованные европейцы» решают вопрос с «излишками населения» в зоне своего «жизненного пространства».
Со всех сторон сыплются полные юмора замечания бойцов.
Сделав зарядку, сосед заметно успокоился, но как оказалось, ненадолго. Вскоре его выдернул из ямы один из бойцов удерживавшего меня подразделения, в маскировочной балаклаве, и начал отрабатывать на нём приёмы ножевого боя. То есть он предложил тому защищаться — однако драться несчастный не умел, и «спарринг» получился односторонним. Ножом боец работал виртуозно. Почти каждый раз, когда удар проходил защиту и лезвие должно было коснуться тела, он ловко подворачивал руку и только легко ударял кистью в намеченную к поражению зону. Но всё же несколькими необыкновенно красивыми режущими ударами «пописал» задержанного, из поверхностных царапин в безопасных участках тела потекло немного крови. При этом он ещё успевал внимательно поглядывать в мою сторону — какое впечатление это зрелище производит на меня. Ну что я могу сказать? Я рукопашник, и у меня в этот момент было две мысли: «Как красиво работает!» и «Блин, если сейчас придётся с ним спарринговаться — жалко будет своего-то бить!»
Трудно передать бурное, исполненное хищного восторга ликование нашей пехоты, увидевшей свою броню. Рассредоточившиеся между дворами, они выбегали отовсюду, размахивали руками и оружием. Для них прибытие своей «брони», пусть даже столь хлипкой, как МТЛБ, и в единичном экземпляре, означало, что про них не забыли и что они окружены не полностью, сообщение с основными силами сохранено. Это давало надежду, что даже такой, тяжелейший и напряжённейший для наших ребят бой, не станет безнадёжным. Что подмога придёт, удастся выстоять и победить.
— Вообще я еврей, потому что мама моя — еврейка. Мама меня хотела отправить в Хайфу, однако там тоже воевать пришлось бы, потому что если ты не врач и не инженер, то путь только один — в армию. Так что очень сильно мама не хотела, чтобы я воевал, но от судьбы не уйдёшь…