– Ты мне на жалость не дави! – отрезал Гостомысл. – Отчина твоя – по ту сторону реки. А здесь – мое. И отцу твоему здесь поселиться мой отец позволил, потому что доверял.
– Вот дурень! – в сердцах ругнулся конунг. – Крови не было?
Я и вел себя хорошо. В его понимании. Это как фехтовальный поединок с более сильным противником. Поспешишь – проиграешь. А приучишь постепенно к тому, что ты – слабейший, что победа – дело решенное…
Соврали, в общем. Уж кузнец-то способен отличить профессионального воина от любителя. Вопрос: зачем было врать? Понятия не имею. Может, решили, что если сказать правду, то Водимировы бойцы в штаны наложат?
Честно говоря, ее красоту я оценил позже. В тот момент, возвращенный из грёз в лоно реальности, в царство боли и тщеты, я лишь злобно шипел, пытаясь привести свою закоченевшую от пут и неподвижности тушку в условно вертикальное положение. Затем живительная влага полилась мне в глотку, и я обрел способность говорить. Вернее, ругаться. Ругался я по-русски, потому что за годы жизни с северянами так и не научился их заковыристым проклятьям.
– Лыбится, сын нурманской суки! – проворчал мужской голос по-русски где-то в районе моего правого уха. – Что ты ему подмешала, Горёна?