И Шара лихорадочно думает про себя: сказать про записку? Не сказать? Потом решает: нет, если скажу, вреда будет больше, чем пользы.
– …на всем Континенте, – безжалостно заканчивает Мулагеш. – Да.
– Тогда я попрошу тебя вот о чем, – медленно произнесла она. – Я попрошу тебя помнить, что ты не прощаешься с родиной навсегда. Что однажды я помогу тебе вернуться домой. Я помогу тебе составить и излечить то, что было сломано. Я обещаю, что привезу тебя обратно.
– Я сказала, что согласна. Я не хотела их подвести. А еще я… я его ненавидела. Ненавидела я этого профессора, веселый все время такой ходил, книжки по нашей истории читал, а мы… а я… – Тут она осекается. И потом четко выговаривает: – Я решила принести им список.
– А, ты об этом… А представляешь – ничего не произошло. Они так и продолжили заниматься всем этим без Колкана. Носили предписанные одежды, следовали заповедям – даже Установлениям о наказаниях, хотя не в такой мере, как прежде. У них сохранились смутные воспоминания о Колкане, а также его эдикты – вот они никуда не исчезли. И они делали то, что прежде. Конечно, все стало не настолько ужасно, как при Колкане, истязаний поубавилось, но в общем и целом их вера не изменилась. Последователи Колкана живут и в Колкастане, и в Мирграде до сих пор – как ты мог это заметить.
– Я думаю, что вы… вы изменили историю. Вы изменили историю именно тогда, когда это было нужно.