– Долгий путь нам пришлось проделать, правда, Во? – говорит она керамическому контейнеру. – Но обернешься – глядь, а ведь за один миг жизнь пролетела.
Сигруд оглядывается: кругом тянется поле, на поле сидят трупы, сухие, пепельно-бледные, словно бы из них выкипятили всю влагу. На одном – форма полицейского, у другого в руке удочка. Все трупы сидят лицом к глазу, и на каждом лице, иссушенном и сером, гримаса дикой боли.
– Виктор, – командует Незрев одному из своих офицеров, – беги туда и скажи им, чтобы быстро уходили. Немедленно!
– Нет! Нет, нет! Нет, Отец Колкан, мы бы никогда не осмелились на такое!
– Не мы, а я говорю. А ты отказываешься слушать. А в политических кругах мне эту историю припоминают до сих пор – всякий раз, когда я заговариваю о расширении финансирования.
И он расплывается в любезнейшей из улыбок.