– Ты всегда ставишь меня перед такими сложными дилеммами…
Мулагеш кивает, но глаз от толпящихся у камина гостей не отводит.
А сейчас… Сейчас ей кажется, что все допущения и факты, на которых основан ее мир, тают у нее под ногами, и она вот-вот упадет в бездонную пропасть…
– Я – твой руководитель. Ограничивать доступ людей к определенным видам информации – одна из моих должностных обязанностей. И я скажу тебе, чем для меня все это пахнет… Сдается мне, детка, что ты обнаружила, что у Панъюя был тайник. Но ты еще не добралась до его содержимого. И не хочешь докладывать об этом, пока не увидишь, что там лежит. Так или иначе, милая, напомню, – цедит Винья таким ледяным тоном, что Шара ощущает каждую ее фразу как оплеуху, – Панъюй был моим агентом. Это моя спецоперация. Я сейчас редко занимаюсь оперативной работой, но, когда занимаюсь, не терплю, когда лезут под руку. И результат этой операции – какой бы он ни был – я увижу первая. Я первая получу информацию, Шара. Она не попадет в руки другого оперативника, который оказался на месте по воле случая. Или агента, не имеющего отношения к операции. И если агент решит это сделать, его очень быстро уберут с театра оперативных действий. Так понятнее?
Он очень хотел, чтобы она наорала на него в ответ. Шара это прекрасно понимала. Но не захотела делать ему такой подарок. Это была не ссора. Она вообще не имела никакого отношения к тому, что он совершил. Это было предательство. Чистой воды.
Неужели все, во что мы верили прежде, – ложь?