– Возможно. Не все божественные существа благи и праведны, – говорит Шара.
С крон деревьев сорвалась в ночное небо стая скворцов.
– Я сказала, что хочу разворошить гнездо, а не погибнуть смертью храбрых.
Сигруд ждет, кончик клинка завис над запястьем. Черная равнина окрашивается, течет, меняет очертания, и наконец вокруг поднимаются стены его прежней камеры в Слондхейме – тюрьме, где тьма и холод день за днем высасывали из него жизнь. «И что, – удивляется дрейлинг, – это и есть жуткий ад Урава?» Похоже, что так, но он не спешит опускать лезвие.
– Именно эта стратегия, – говорит Воханнес, – подарила нам реставрационистов, большое спасибо. И все, что случится потом – а оно случится, – будет следствием этой недальновидной политики. Город маринуется в собственном соку. А трагедия, подобная сегодняшней, позволит разорвать этот порочный круг! Шара, прошу тебя! Воспользуйся нынешним шансом!
Труни размашистым шагом входит в кабинет. Выражение лица у него трагически-мрачное, словно бы это он умер, а не Ефрем.