– Полагаю, что Главный дипломат Труни, – невозмутимо продолжает женщина, – занят ликвидацией последствий убийства? В противном случае он бы встретил меня лично, не правда ли?
И оказалось, что не соврали. Он не знал, сколько лет провел в одиночной камере на жидкой овсянке, ведя долгие разговоры с самим собой. Конечно, отчасти вина лежала и на нем: как только его выпускали, он тут же набрасывался на первого встречного, пытаясь убить. Часто у него получалось. И тогда они решили: хватит. Сигруд выходить из камеры больше не будет. Пусть живет и сдохнет во тьме.
– Ох, – выдыхает Шара. – Вспомнила. Вы… Живущие в Рассеянии?..
Волька оборачивается и смотрит, словно бы она только что залепила ему пощечину.
– Я в курсе местных взглядов на сексуальность.
– Ты так редко используешь выданные тебе средства… – говорит женщина, поднимается и подходит к стеклу, – …по назначению.