– Объясняю для тупых, – прошипела я, – ты только что чуть ли не прямым текстом сказал, что я настолько беспомощна, что не способна справиться даже с человеком. Хайлар, ты адекватен вообще?!
– Ась? – непонимающе нахмурилась я. – Ты к чему ведешь, дорогой? Что-то я тебя совсем не понимаю.
– По закону древности, – ровным тоном, но с угрозой произнес он, и его голос зазвенел в этой полной тишине, – применение джинном против человека магии крови снимает другой запрет.
Новость номер раз, плохая. Нелюбовь к джиннам у Леонарда – не проявление фобии к представителям другой расы, а личная, выстраданная реакция. И это… ужасно. Для меня. Потому что я в глазах Лео автоматически приравниваюсь к той, которая разрушила жизнь матери и его собственную. Причем я уверена, толпы джинний, которые побывали в этом доме, еще больше укрепили художника в мысли, что все мы меркантильные твари, только и жаждущие наложить лапу на божественную энергию.
Я только и услышала, как хлопнула дверь в мастерскую.
Я широко распахнула глаза от изумления и резко повернулась к художнику. И ни грамма непонимания или растерянности на его лице не увидела.