Полицейский вышел за дверь и тут же возвратился с какой-то бумажкой.
Как в кошмарном сне я пыталась и пыталась открыть глаза, но всякий раз вслед за темнотой появлялась серая пустыня. Всякий раз. Неизменный, пугающий своей безжизненностью пейзаж. Серое небо без солнца, серые пески…
Он вырвал из блокнота еще один желтый листочек и что-то быстро нацарапал карандашом.
Если случившееся с Камиллой его и взволновало, внешне это никак не проявлялось. Милорд ректор был как всегда спокоен и неотразим. Костюм попроще, чем тот, что был на нем в пятницу, парфюм - нейтральный “рабочий”, но в глазах ни тоски, ни следов бессонных ночей, подбородок безукоризненно выбрит, и длинная вороная грива, которой я-автор его наградила, не задумываясь о практической стороне вопроса, причесана волосок к волоску и заплетена в тугую косу, змеей спускающуюся по широкой спине.
- Рысь, ты идиот? - спросила я, когда он вскочил на ноги.
Я и забыла, что Элизабет тоже “леди”. В академии при обращении к студентам титулами не пользовались. Тут все равны, пусть и едят в разных частях столовой. А леди Пенелопа вспомнила. Но назвала меня так не из уважения, которого не испытывала, и не случайно: напомнила лишний раз, что я - избалованная дочурка первого помощника лорда-канцлера, а мои способности к целительству объясняются исключительно базовыми инстинктами, и возиться с такой ей недосуг.