Лукомский вытащил платок и промокнул лоб.
В кабинете навстречу нам, на ходу надевая фуражку, вышел сам начальник офицерской летной школы генерал-лейтенант Кованько. Он весь светился, излучая радушие, а его знаменитая борода закрывала верхнюю половину груди генерала.
— Послушайте, полковник, насколько я знаю, за всю войну из 60 аэропланов «Илья Муромец» было сбито противником лишь две машины — штабс-капитана Озерского и поручика Макшеева. Зато имелись случаи, когда такой аэроплан прилетал даже на одном моторе, когда остальные три выходили из строя. И я не верю в то, что при полете в глубоком тылу из строя выйдут все моторы.
— Я думаю, что не стоит принимать скоропалительных решений. Предлагаю до окончания всего дела поселить вас под замком в подвале Ставки. А потом решим, что с вами делать…
— Я приказываю всем вернуться по своим местам! Я не допущу анархии и беспорядков!
— Дык, не пойму я, за что нас расстреливать-то? Да и по какому-такому закону расстреливать? Мы ж мятеж не поднимали! Да и решили мы уже все!