– Её нашли на улице два часа назад. Сейчас она в восьмой больнице, в реанимации. Насчёт её состояния мне ничего не известно. Извините. Примите мои соболезнования.
– Я?! Да я! Да чтобы я? Да я никогда! – Витька чуть не задохнулся от возмущения. – Что я, не понимаю, что ли? Это же таких делов можно натворить, что ого-го. Я ж понимаю. Так что ты это – не беспокойся, во, – Витька поддел ногтем большого пальца передний зуб, – зуб даю.
– Да, обозначается. В сущности, это то же слово. – Семён пожал плечами. – Не знаю, почему так, видимо, чтобы подчеркнуть значимость собеседника… ну принято так.
Тайга! Семён непроизвольно натянул повод, послушная лошадка встала как вкопанная, но Семён этого не заметил. Мысли вились, как рой встревоженных пчёл. Что там говорил этот подметатель дорожек дворцового двора? Что-то про портал на юге. Тверь, Тайга. Институт чего-то там с непроизносимым названием. Женщина с ребёнком. История работорговца. Оскар, взволнованный сверх всякой меры. Гибель Сорок седьмого. Словно в головоломке, к которой вдруг нашлось решение, разрозненные кусочки складывались в цельную картину, идеально стыкуясь друг с другом изломанными краями.
– Затрудняюсь ответить, недостаточно информации. Почему ты решил, что вы для меня рабы? И в какой системе ценностей я должен быть хорошим?
Арсеньев с Викторуком многозначительно переглянулись.