– Ты простишь меня когда-нибудь? – спросил отец, с такой тоской глядя на меня, что я и сама уже готова была расплакаться.
– А как же Озрэн? – улыбаясь, поинтересовалась у подруги.
– Та-а-ак, письмо прочитала? – сразу все понял лорд. – И собралась глупо погибнуть, сунувшись в логово врага? Или ты думаешь, что, став ведающей, приобретешь абсолютное бессмертие? – прошел мимо и развалился в том кресле, которое до этого занимала я. Сложил ладони домиком, положил локти на подлокотники и задал очередной обескураживающий вопрос: – А напомни-ка мне, Арика, куда подевались все ведающие?
Огонь жизни Энрода вспыхнул ярче, растянулся, разрываясь на две части, которые опять соединились, взорвавшись белым пламенем. Энрод в последний раз вскрикнул и затих. А его жизнь засияла ярким, намного большим, чем раньше, сгустком переливающегося пламени.
Проснулась от яркого солнечного света, падавшего на глаза. Взглянула в сторону окна и обмерла. О шторы с урчанием терлась небольшая квира размером со среднюю собаку. Еще совсем котенок. Она-то и потревожила занавеси, впустив солнечный свет в спальню. Осмотрелась и увидела примостившуюся на диванчике сладко спящую Тори. Значит, я в ее комнате. Откинула одеяло, намереваясь встать, и тут же опять прикрылась. Я была совершенно голой!
Оззи подавился лимонадом, закашлялся и одновременно засмеялся.