Ерунда, дом не способен думать. Дома не помнят людей, ничего они не помнят. Это ее память, ее воспоминания. Ничего удивительного. С двух до семнадцати лет Лорел жила здесь, хотя с тех пор, как она была на ферме в последний раз, утекло немало воды. Время от времени Лорел навещала мать в больнице, но сюда так ни разу и не доехала. Что поделаешь, работа. Она позаботилась загрузить себя выше крыши.
Тут сирена смолкла, и последнее слово – «никогда» гулко прозвучало в затихшей комнате.
– Больше я ничего не помню. Я потеряла сознание и очнулась в доме на дереве.
– Напротив, звучит очень правдоподобно, – ответил Джерри. – Угрызения совести меняют человека. Муж мстит за обиду, нанесенную жене. А если мама и впрямь совершила что-то ужасное, то у нее не оставалось выбора: ей пришлось убить Генри Дженкинса, чтобы сохранить тайну.
Джимми был таким правильным, таким честным и прямодушным, что порой Долли не верилось, что он принадлежит ей. При виде Джимми в черном смокинге, который она сама велела ему надеть, Долли чуть не взвизгнула. Вечерний костюм сидел на нем как влитой, и не знай Долли правды, она решила бы, что перед ней – настоящий джентльмен. Вытащив из сумочки помаду, она поправила линию губ и защелкнула зеркальце.
В тот вечер он снова должен был встречаться с Долли в «Лайонс» и сейчас никак не мог решить, брать ли с собой чек. Джимми то вынимал его из «Питера Пэна», то вкладывал обратно и прятал книгу подальше с глаз. Потом глядел на часы и повторял все по новой. Он уже опаздывал и знал, что Долли ждет: она позвонила в редакцию и передала, что должна показать ему нечто важное. Она сидит, смотрит на дверь большими ясными глазами, и он никогда не сможет объяснить ей, что утратил нечто редкое и драгоценное.