Избавившись от миссис Уоддингем, Долли бросилась в столовую, недоумевая, как могут такие волшебные туфельки немилосердно жать, подняла глаза – и мир вокруг нее перестал вращаться. Она увидела Вивьен.
Джимми пытался что-то сказать, она не слушала, и ему осталось лишь стоять и молча смотреть на нее. Завершив свой взволнованный и сбивчивый монолог, Долли глубоко вздохнула и возмущенно уставилась на него. Недолго думая, Джимми заключил ее в объятия и принялся гладить по волосам, словно расшалившегося ребенка. Это возымело действие, и Джимми улыбнулся про себя. Сдержанного и уравновешенного Джимми порой заставали врасплох бурные эскапады Долли, но ему нравилась ее горячность: она никогда не бывала просто довольной, а прыгала от радости, никогда не дулась, а сразу вскипала.
Но Лорел было не суждено услышать окончание разговора. Впрочем, тогда она не придала значения услышанному. Бабушка Николсон была та еще ханжа и никогда не упускала случая наябедничать родителям Лорел, как их старшая дочь переглядывалась с мальчиками на пляже. Что бы она ни раскопала, все это досужие сплетни или попросту вранье, решила Лорел.
– Пришло время взяться за ум, Дороти, – сказала мать мягко. – Ты почти взрослая.
– Нужно заранее их упаковать, – сказала она мягко.
С тех пор, как они вышли из ресторана, он не проронил ни слова, просто понуро шел рядом. Лорел убедила себя, что Джерри должен знать правду, что он тоже связан с тем ужасным событием, свидетелями которого им довелось стать. Но тогда он был несмышленым младенцем. И пусть теперь он повзрослел, он остался отличным малым, любимцем матери, и его, как никого другого, ранила горькая правда. Лорел захотелось извиниться перед братом.