Долли подпрыгнула на месте и отвернулась от окна. Раскрасневшаяся леди Гвендолен – гора фиолетового шифона и перевернутых подушек – вертелась на месте, грозно хмуря брови.
Лорел вспомнила, как не любила мама рассказывать про детство в Ковентри и про семью. Может, причина вовсе не в ее горе из-за утраты близких, а в чем-то совсем другом. «Мне в детстве часто попадало от взрослых, – говорила мама, когда маленькая Лорел безобразничала. – Я их не понимала, и, боюсь, они меня тоже». Что, если Дороти Смитэм была нелюбимым ребенком? Что, если она чувствовала себя лишней и пыталась фантазиями заполнить мучительную пустоту? А потом все закончилось катастрофой, мечты рухнули, и Дороти пришлось жить с этим фактом, пока жизнь не подарила ей второй шанс, возможность оставить прошлое позади и начать все снова – в семье, где она обрела долгожданную всеобщую любовь.
– Конечно, буду, детка. Ты ведь не думаешь, что я отпущу тебя одну?
– Понятно. – Генри Дженкинс явно ничего не понимал. – Подруга моей жены. И как зовут подругу моей жены?
Джимми ответил: «Хорошо» – и двинулся к лестнице, но внезапно замер. Вивьен заболела, беспокоиться о ней естественно – так почему Мира советует выбросить ее из головы? И слово «муж» было произнесено с явным нажимом. С какой стати она говорит это Джимми, а не, например, доктору Томалину, который завел шашни с чужой женой?
Должно быть, это мать Вивьен. Такие снимки матери хранят как зеницу ока. На фотографии все ее отпрыски корчат рожи заезжему фотографу. Долли слишком молода, чтобы задумываться о собственных детях, но когда они появятся, она будет носить с собой такую же фотографию.