Я удивлённо приподняла бровь. Почему‑то при мысли о матери Алджи мне представлялась бесстрастная, хладнокровная светская дама, в летах, но идеально ухоженная. И этот образ никак не вязался с таким словом, как 'любовник'.
Похоже, Иртални вновь слегка опешил: не иначе, счёл приведённый мной аргумент поистине убойным. Но мне отчего‑то нравилось вводить его в такое состояние.
— Болезнь. Если бы мы жили в Тель — Рее или другом большом городе, возможно, их сумели бы вылечить. Но наш посёлок находился слишком далеко, а местные лекари справиться с недугом не смогли.
Я хотела было спросить, как Уилфорт рассчитывает успеть принять визитёра, учитывая, что сначала ему придётся добраться сюда из участка, но потом сообразила: он же порталист.
— Человека, который изобрёл эхолинии, следовало бы причислить к лику святых, — убеждённо пробормотала я.
— И ему пришлось пойти в услужение, — позволила себе продолжить рассказ я, обращаясь по — прежнему к Алджи. Маскотт по — прежнему пребывал некоторым образом 'не здесь'. — И он даже хорошо продвинулся по карьерной лестнице: дворецкий в таком замке — это весьма высокая должность. Но мечта осталась, и она была совсем о другом. Наверное, он кому‑то об этом рассказывал, или случайно обмолвился, а тот, кто надо, услышал или специально выяснил. Обладая нужными магическими возможностями, было совсем нетрудно внушить человеку, что его юношеская мечта сбылась, он действительно великий алхимик и вот — вот совершит открытие, которое перевернёт судьбу человечества.