Духарев закинул руку, привычно выдернул длинный клинок. Аккуратно, чтоб не задеть низкую балку.
В общем, их обвенчали, нарекли мужем и женой и отпустили с миром.
Лицо у Горазда – жесткое, глаза темно-серые, цвета апрельской Невы. Серега мог их хорошо разглядеть, потому что посреди стола горела толстая белая свеча.
– Тебе виру платить надобно будет… – пробормотал Трещок.– И головное…
Мыш скатился с бревна и, пригибаясь, как будто ждал стрелы, кинулся к тюкам. Двое нурманов схватились за сулицы, но, разглядев, что это только мальчишка, остановились.
– Ты права, маленькая,– сказал он.– Это плохая ночь. Давай одеваться, детка. Кстати, кто это был?