— Стрелять я тебя не буду! А вот разобраться во всём надо.
Собственно, наверное, за эту улыбку Цветаев ему всё и прощал. А то бы, ей богу, ушёл, подумал он с тоской, на вольные хлеба, как ходил до этого, ничем, кроме ненависти, не обременённый.
Лёха Бирсан поднял на него глаза. Они были пустыми и безумными, ибо Лёха Бирсан решал дилемму, исключений в которой не было.
Она переваливаясь, как утка. Пахло от неё прогорклым запахом и ещё чем-то, не поддающимся объяснению.
В приоткрытую дверь выглядывала чёрная старуха — страшная, как смерть.
Совесть у тебя отбили, подумал Цветаев, а не почки.