Лёха Бирсан поднял на него глаза. Они были пустыми и безумными, ибо Лёха Бирсан решал дилемму, исключений в которой не было.
Она переваливаясь, как утка. Пахло от неё прогорклым запахом и ещё чем-то, не поддающимся объяснению.
В приоткрытую дверь выглядывала чёрная старуха — страшная, как смерть.
Совесть у тебя отбили, подумал Цветаев, а не почки.
— Біс! — выругался настырный и взялся за пуговицу двумя заскорузлыми руками.
— Ах, Цветаев, Цветаев, ничегошеньки ты не понимаешь.