И тут же слышу те же самые слова на языке саури: Ооли отдала младшую дочку бабушке, окружённой стеной из моих воинов, и теперь стоит рядом со мной. Все замирают. Супруга подходит ко мне, берёт за руку. Её лицо бледно, что выдаёт величайшую взволнованность. А мои диверсанты уже берут всех на прицел своих ружей. Выглядит смешно – пороховые самопалы против боевых бластеров и моноклинков. Но на лицах моих солдат я вижу непоколебимую веру. В себя, в меня, в Фиори… И земляне, и саури понимают, что воины умрут все, но не выдадут нас. Не предадут. И тогда, скривившись, командир земного отряда отдаёт короткую команду, стволы бластеров опускаются к земле. Вождь саури тоже приказывает своим бойцам опустить оружие, и сверкающие монокристаллические клинки, которые страшнее любого другого вооружения в рукопашной, тоже прячутся в ножнах. Оба отряда смотрят друг на друга с ненавистью, потому что кто-то из них должен победить, а кто-то – умереть…