— Да ни при чем, малыш. Только мы, в свое время, в конце восьмидесятых, тоже горло драли: «Перемен, мы ждем перемен!», а потом их так нахлебались — по полной. Так что я тебе вот что скажу — если из-за этих ваших игр страна очередной раз обрушится, я тебя лично найду и твою цыплячью шейку сверну. И, заметь, я не один такой буду. Таких, как я, действительно миллионы, а не как на этих ваших «маршах миллионов». И если я лично до тебя не доберусь, то другие не пропустят. Понял?
— То есть он решил, что любовь важнее долга и совести? — уточнил профессор. — Ведь так получается? И в чем же он тогда неправ, коль ты до сих пор на него злишься?
— Ладно, парень, — прервал его объяснение невидимый собеседник, — похоже, ты не метаморф и про Иллис что-то знаешь. Так что давай, заходи в шлюз. Добро пожаловать в Самиельбург!
— Ну что ж, предложение очень заманчивое, — задумчиво произнес землянин. — Но я бы хотел лучше понять вашу личную заинтересованность в этом эксперименте. Вот вы, профессор, вероятно, кроме удовлетворения вашего профессионального любопытства рассчитываете вывести на рынок новый дорогостоящий продукт? Не так ли?
Андрей шумно выдохнул. Вот блин… похоже, с кредитом он на какое-то время разобрался. Текущие выплаты, считай, закрыты на довольно большой срок. А то этот момент его довольно сильно напрягал. К должникам в Коме относились достаточно жестко, и контроль за ними был очень строгий. Похоже, Бандоделли специально навесил на землянина такой солидный долг, чтобы иметь возможность постоянно мониторить его местонахождение. Но три тысячи восемьсот сорок кредитных единиц составляли только около четверти его долга… Впрочем, спустя несколько мгновений выяснилось, что Торбула еще не закончил.