— Никого там нет, Александрин, да и нечего нам бояться, если ты, конечно, поставишь на место буфет, намеченный тобой на вынос.
— Так про тебя ж, — Валентин узнал случайно, — говорили, что отец, осатанев, из дома выставил и аккурат в Луганскую снарядил? Признаю, в этом и наша вина была. Пострадала ты, Саня, за мировую революцию, а не за понюшку табаку. Так кто ж тебя ведет? Случайный кто?
— Как Таня — лучше не надо. Ты, Шурочка вот о чем подумай: у детей всегда есть любимые мама, папа или, скажем, сестричка… Врагу или просто товарищу легко секрет не рассказать, а им? А ведь они сами могут не подозревать, как им это знание обернется. У нас, вот, был случай. Ванин знакомый дедушке сказал про собрание, а тот подумал Бог весть что. И за ружье, внучкá выручать! И погиб, болезный, на жандармский пост нарвался. Жандарм подумал — убийца какой, по голове — дубинкой. Не выдержал, старый… И еще случаи были… Что, отец, все ушли?
— ЗнаеШ. Все отдаТ — это правильно, — ввинтил взгляд в Семикова Круминьш. — Готов идти с нами? Отдавать револУционный долг?
— Приедем, груш дам самой нарвать, как раз поспеют.
— Ну, Виконт, вы же несерьезно, правда? Правда? Вам скучно или вы улыбаетесь, я не пойму… Ну, послушайте меня, поподробнее: вы начинаете. Так? Раз, два, три, четыре…, девять, десять… Вы имеете в виду что-то, а я изменяю… «Порчу» я неправильно сказала просто…