— Слушь, Сашка, — умоляюще произнес мальчик, — а упроси батьку, вдруг он согласится, чтоб, значит, довезти нас. Нас семеро, да одна малявка.
— Ушла уже. Почему бы вам с этим Долининым не поругаться, как следует? И с этих пор — ни слова, ни встречи. Представляете, прелесть? Долинин не появляется, вы — дома. Хотите, я придумаю повод?
— Итак. Отныне, ежедневно таскаю из кухни провизию. Застигнутый врасплох, объясняю: «Люблю, знаете, помимо общих трапез, полакомиться в одиночку!». В результате меня начинают за глаза называть «обжора», возможно даже «прорва ненасытная». Те, кто подобрее, — «чревоугодник». Пусть! Я готов на этот позор… Александрин! Ну, улыбнись ты, это ж я для тебя стараюсь!
— А вам до этого дела нет! Я тоже… успела познакомиться, что вы врё… что неправду говорите! … Вы никакой не виконт!
— При благоприятных обстоятельствах их хватятся только утром. Но рисковать не стоит. Уходим. Саша, на сборы минут двадцать.
— Я не намерен развлекать тебя разговорами. Молчу. Колыбельных не знаю.