— Никак. Точно знаю — никак. Даже, может быть, к сожалению?.. Вот нашим девочкам такое интересно, они рады, и наверное это нормально?.. А я… слишком никак… А уж если надо «просить подальше руки», то мне просто… отвратительно!
— Я вам, тетечка, прямо сейчас помогать стану, смотрите, я уже помогаю, — она схватила злополучные салфетки и для чего-то отнесла их на буфет. — Этот Петр — плохо, что приехал, да? Для вас? Для Поля Андреевича? Почему, почему, тетя, скажите?
— Вроде Андреевского Саввы? Или ты стал поклонником акмеистов?
— Нет, на какой войне? На дуэли. Его убил Дантес! Представь, Елена Александровна, говоря о дуэли Пушкина, всегда плакала.
— …Да, Серафима, Сима, Симочка для вас! Чи знаете, цей дом мне от чоловика остався, як наследство, не дарма ж я доглядала три года за семядисетилитним? Панасичу ось тепер здаю!
— Я думала, вы — Пузырев… Грабите тут. Я защищала… вас, вашу комнату, а вы сами вернулись. Петра нет, и все будет хорошо. Кочерга — для Пузырева, чтобы гнать его, опустившегося субъекта, — Саша ухитрилась справиться с непослушными губами и даже попыталась пошутить.