— Вас действительно увлекла эта мысль, или вы просто не хотите разбираться в моем характере? Я — самоед, как вы говорите, да? Неприятное впечатление?
— Я не помню все, как ты, наизусть. Ты же это явно давным-давно знаешь, верно? И вы это разыгрывали, наверное?
— Вот как раз ты терпишь, терпишь все время. Поэтому тебе так говорят! А надо было с самого начала Агаджановой и всем «таким» показать!
— А она, эта ваша «Третья истина» — захватывающая. Вещь сотворили, что и говорить! Только ваш опус бесперспективный! Поскольку антисоветский, это и невооруженным глазом видно. Спрячьте подальше. Но главный герой, так или иначе, свет увидеть обязан, даже, обещаю, увидит. Прозвище заменим, что за второй де Бражелон? Не возражаете?
Она подошла к доске, взяла мел. Есть, есть правило, по которому решается эта пустяковая задача, жалко только, что Лулу его не помнит… Ждать подсказки она не стала, хотя ей было бы достаточно крошечного толчка. Демонстративно отвернулась к доске и начала безнадежно возиться с решением.
— Это же он Пушкина убил, а здесь я ему не дам, — принялась тараторить Лулу, — вы мне нарисуйте Пушкина, нарисуете? У меня он совсем не выходит, я с портрета срисовывала, того самого, вы говорили, Тропинина, да? Он совсем ужасный вышел, и пришлось из него Дантеса делать… принести вам карандаши, или у вас есть? Наверное, есть!