— Вот, вот этого я и ждал. Ладно, прогуляемся!
Раздался особенно громкий возглас отца Адриана и все начали креститься. Дотрагиваясь рукой до лба, груди, плеч, Лулу думала, как часто приходится притворяться и лгать. И в доме Софьи Осиповны, и в гимназии. Не говорить же, что в кармане спрятан листок, в котором все написано: и про войну, и про то, как народ бедствует… Это Ваня дал, он всегда ей дает такую литературу, даже тайком от товарищей, среди которых многие против ее привлечения к деятельности. Она с благодарностью принимает эти листки и книжки. Так приятно, когда тебя считают достойной, взрослой! Ваня полагает, что Лулу созрела. Он так и говорит: «По-моему, эта девочка созрела для серьезного дела!». Лгать унизительно, но нельзя же выдать Таню, когда она выполняет поручение и не приходит в гимназию или, когда сама Лулу направляется к ней? Софье Осиповне сообщить? Так хочется откровенно поговорить о своих делах с Виконтом, но страшно за него. Он — человек действия, долго разговаривать, как товарищи, не будет. Сделает что-нибудь опасное-преопасное и… с ним случится беда какая-нибудь!!! Б-р-р-р. Мороз по коже от таких мыслей.
— Вы находите, Антонина, что мы явились в неприличном виде? — его костюм после ночи в вагоне и поездки на лошадях тоже оставлял желать лучшего.
— Сиди возле огня. Я разжег печь, может, твой панический страх передо мной пройдет. Кому ты продала, проезжающие возы — фантазия, конечно?
Несколько девочек с готовностью подхватили ее высокомерный смех. К «театру военных действий» подошла Юдина. Она в классе с неделю, и Лулу неплохо к ней отнеслась, памятуя, как подло встречать насмешками новенькую. Она — приятная внешне, темненькая, с тонкими косичками, уложенными на ушах в баранки, круглыми глазками, тоненькими ручками и ножками. Лулу уже много раз ловила на себе ее внимательно-кокетливый взгляд.