Лулу отметила про себя, что и он не смог поставить, но победного чувства не ощутила, на душе было неприятно. Ведь она не знает этого человека. И, честно говоря, он ей ничего плохого не сделал. Это она налетела и не поздоровалась. Никто бы не одобрил: «Здороваться надо!» — разве не так? Может, офицер устал с дороги, раздражен, а она, буквально отпихнув его, полезла в коляску, обыскала ее самым непонятным для него образом. А это ее дядя, она поняла. Вот так. Сама виновата, что родные ее не любят. Зачем она набросилась на этого «Петю», почему его имя вызвало такую неприязнь? Такое отторжение? Что-то, вертелось в голове, но никак не удавалось поймать мысль за хвост. Разнервничавшись, Лулу кляла себя на чем свет стоит. Она ведь даже с Виконтом умудряется быть резкой или … тупой. Взять хотя бы их встречу в нынешнее лето. Он так весело улыбнулся, когда, выйдя к завтраку, увидел, что она приехала. Подошел, разговаривая с теткой, постоял за ее креслом, положив руки на спинку, явно, ожидал, что она обрадуется, поздоровается. А она, как бесчувственный истукан, даже не обернулась… от смущения, конечно, — она так редко видела его в последний год! Растерялась до онемения, когда появился он, реальный, а не тот, который всегда присутствует в ее воображении. Ну и получила в ответ! Когда она окликнула: «Виконт!» на лестничной площадке, где уже специально его поджидала, ответом ей было непроницаемое выражение лица и бесстрастное: «А вы, мадемуазель, собственно, кто? По-моему мы с вами незнакомы». Дождался, пока ее лицо окончательно позеленело, и заулыбался: «Ну, здравствуй, здравствуй, Александрин! Такая большая выросла и такая серьезная! Или что-то беспокоит?».