— Надеюсь, этого не произойдет, надеюсь… — волновался Илларион Ипполитович и торопился уйти, оставляя своих подопечных под открытым огнем Любезного, более известного, впрочем, под именем Люпуса.
Несмотря на внешне надменное ко всем отношение Лулу, которое достигалось усилием воли и подавлением приступов смущения, девочки уже давно считали ее своей. Она занимала в их обществе вполне определенное положение «неприступной гордячки». Даже акцент, доставлявший ей самой столько огорчений, стал предметом подражания. А о походке нечего было и говорить! Кроме того, было известно, что Курнакова не выдаст, не наябедничает, а если что не по ней, может и отлупить.
— А что они задерживаются? Вдруг что-нибудь случилось?
— Я вас искала, думала вы не придете уже!
— Почему вы, собственно, сомневаетесь так долго, Даша, объясните мне? Будьте поувереннее.
— Да какой еще Семен Васильевич? Нет здесь никакого Семена Васильевича! Я здесь проживаю — мне квартиру завком предоставил… Да разве эта каморка — квартира? К черту идите с такой квартирой, тут и повернуться негде… Как Зимний брать, так давай, рабочий класс, лезь на ворота, а как квартиру его бездомной частице предоставить, так нá тебе, Нюрка, погреб на три аршина — живи.