— А другие? Дантеса этого товарищи? Родители? Он чтό им — не позор семьи? Они не сказали: Это же — Пушкин, гений! Извинись, сейчас же!?
Лулу подняла голову и наткнулась на серьезный взгляд таниных светлых глаз.
— Я же просил вас, Алексей Кондратьевич, не запрягать Арно, он выше других коней, и холка у него стирается…
— Уехал! Да Виктор, отец твой, его чуть не силком приволок сюда года четыре назад, когда Петр назначение в Петербург получил. А сперва Петра — стервеца в Москву услали. Виктор по военной линии тогда похлопотал, чтобы от Павла Андреича, и от скандала убрать, чтоб гадостей не плел. Павел ради памяти названной матери, мачехи моей, царство ей небесное, только и послушался. Толков не хотел… …. А Петра он убил бы, как пить дать убил бы!
— Как тебе не стыдно! Он всей душой к тебе! Себялюбка, капризная!
Вот уж от чего Лулу никогда не отказывается!