– Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – шептала Фрида, мечась словно загнанный зверь по своей комнате.
Я тут же перевожу взгляд на шею брата, которую несильно обхватывают белоснежные бинты, едва пропитанные кровью.
Неожиданно я услышала какой-то странный приглушенный звук, словно кто-то стучал молоточком. Повернув голову, я увидела его. Остекленевший взгляд желтых глаз, неподвижно замершее тело.
– Ч-что, уже вставать? – вяло отозвалась я.
Должно быть, они и без меня собирались зайти в какое-нибудь кафе, а теперь чисто из вежливости предлагали и мне пойти с ними. Пока мы шли вдоль улицы, я вся извелась. И причины тому было три. Первая – нормально ли я одета и причесана и какое впечатление произвожу в целом? То, что мне было не все равно, как я выгляжу, стало лично для меня открытием. Хотелось выглядеть хорошо, а вот почему, понимала я с трудом. Второй причиной стало совершенно неуместное стеснение. «О чем говорить?» – эта мысль прочно прописалась у меня в голове. И была для тех, кто меня хорошо знал, совершенно дикой. Ким бы точно заволновался! И наверняка тут же побежал бы в храм ставить свечку богине с благодарностями, что сестра наконец-таки онемела.
«Ты будешь здесь, пока наша связь не окрепнет, – говорила она, сажая дэйурга на железную цепь. – Прости, дружок, но крылышки твои я сломаю», – ухмыльнулась она, хватаясь руками за одно крыло. Тамэя просто надавила на крыло и дернула. По пещере разнесся звук ломаемой кости. В тот же миг острая боль пронзила все ее тело, и она упала на колени. Казалось, что ее режут изнутри. Такой боли она не испытывала с момента рождения.