Пружины разбитого матраца кусали его, как блохи. Он не чувствовал этого. Он еще неясно представлял себе, что последует вслед за получением ордеров, но был уверен, что тогда все пойдет как по маслу: «А маслом, — почему-то вертелось у него в голове: каши не испортишь».
— Вы должны молчать. Иногда, для важности, надувайте щеки.
Слово «сон» было произнесено с французским прононсом.
— Сто двадцать рублей, позади. Сто тридцать пять, там же. Сто сорок.
— А кто вы такой? Зачем вы сюда приехали?
Полесов умчался. Гадалка с благоговением посмотрела на Ипполита Матвеевича и тоже ушла.