Ричард взял пульт и включил телевизор. Переключил канал – раз, другой, третий. Вздохнул.
Дверь присела в реверансе, потом, крепко сжимая ключ в руке, вернулась к Ричарду и Охотнице, и все трое пошли прочь. Монахи стояли на мосту и смотрели им вслед, пока они не скрылись в желтом тумане подземного мира.
Охотница еще побрызгала в лицо Двери водой.
На этот раз никто ничего не уронил. Все замерли, не в силах пошевелиться. Дверь открылась, и в зал хлынул невероятно яркий свет. Люди инстинктивно заслонили глаза ладонями, потом медленно опустили руки и уставились в дверной проем. Казалось, кто-то решил устроить салют прямо здесь, в зале. Причем не из бенгальских огней – этих рассыпающих искры вонючих палочек, – и не из шутих, которые пускают в саду или на заднем дворе, – нет, это был настоящий салют, когда палят из пушек, и высоко в небе распускаются огромные цветы, тот салют, что каждый вечер устраивают в Диснейленде, тот, от какого еще долго болит голова после концерта «Пинк Флойд». Удивительный, грандиозный салют. Настоящее волшебство.
– Я Ричард Мэхью, – сказал Ричард, – весь мокрый.
– Простите, вы не скажете, что это за станция? – спросил он.