Вокруг него — стук подошв, лязг винтовок. Приклад в землю, дуло прислонить к стене. Снять кружку с крюка, взять тарелку. В очередь за вареной говядиной. На него накатывает такая тоска по дому, что приходится зажмурить глаза.
Он снимает наушники и выключает станцию. Пайки давно съедены, фляжки опустели. Они с Фолькхаймером, давясь, выпили по несколько глотков воды из-под малярных кистей, и Вернер не уверен, что сможет еще раз взять в рот эту гадость.
Угроза это или дружеский совет — понять трудно. Кого он имел в виду, говоря, что арестовывали за меньшее? Папу?
— …à la salade je suis malade au céleri je suis guéri…
Ютта сидит за дальним концом стола, и Вернер ощущает жар ее внимания. На остаток денег герра Зидлера он купил «народный приемник» за тридцать четыре марки восемьдесят, двухламповый, маломощный, дешевле даже соседских «Фолькс-Эмпфенгеров». Он принимает только длинноволновые общенемецкие программы Дойчландзендера. Больше ничего. Ничего иностранного.
Из темноты появляется Франк Фолькхаймер. Он тащит какого-то оборванца, страшно худого, в разных ботинках. Рядом с комендантом в снег вбит деревянный столб. Фолькхаймер начинает методично привязывать худого человека к столбу.